– Кто, кроме членов вашей семьи, знал об исчезновении яда?

Мейснер пожал плечами:

– В общем-то, я не скрывал этого. Именно друзья назвали его «каплями Муромцевой» и еще подсмеивались надо мной, уж не был ли я тайным любовником Полины Аркадьевны и не отравил ли ее из ревности, когда узнал, что Савва Андреевич просил у нее прощения.

– Вы были близко знакомы с Муромцевой?

– Что вы! – замахал руками архитектор. – Никаких связей на стороне! У меня семья, дети! Что вы! Что вы! Да и знакомы мы были чисто шапочно. Как-то меня представили ей, да, я думаю, она тут же обо мне забыла.

– Скажите, Семен Наумович, а Журайский в то время уже приходил к вам?

– Витольд? – изумился Мейснер. – Нет, нет, он и вовсе не мог добраться до яда. Яд находился у меня в кабинете, заходить туда имели право лишь несколько человек. Витольд не был в их числе.

– Выходит, друзья только посмеивались, и никто из них всерьез не связывал пропажу яда со смертью Муромцевой?

– Конечно же, не связывали, – загорячился архитектор. – Да и кому это в голову могло прийти? Чистейшей воды совпадение.

– Но согласитесь, странное совпадение. Ведь кому-то этот яд понадобился? Но для каких целей? Скажите, кто знал, что у вас имеется цианистый калий?

– Да многие. Я из этого не делал особой тайны, потому что яд находился в надежном месте. – Он встрепенулся и тревожно посмотрел на Тартищева. – Вы что ж, считаете, что это я всучил яд Муромцевой или продал его ее убийце? – Лицо Мейснера вновь приняло тоскливое выражение.

– Пока не думаю, но ведь кого-то это совпадение натолкнуло на идею вас шантажировать. И вы настолько напуганы, что готовы беспрекословно заплатить баснословную сумму. Представьте себе, эта сумма составляет мое годовое жалованье с учетом выплат на обмундирование, стол и казенные разъезды. А вы готовы выложить их каким-то проходимцам в одночасье, не раздумывая.

– Я – еврей, – тихо сказал Мейснер, – у меня маленькие дети. У меня нет права голоса, чтобы заявить громко о несправедливости. Я пришел к Алексею Дмитричу только потому, что он еще молод и система не успела его сломать. Мне показалось, что он честный и справедливый человек.

– А я, значит, вам не показался? – усмехнулся Тартищев.

Лицо Мейснера скривила болезненная гримаса, и Федор Михайлович понял, что он вот-вот заплачет. И решил сменить тему разговора.

– Рассказывайте, что было дальше.

– Начальник минут пять грозился меня законопатить, куда Макар телят не гонял, потом велел принести мой бумажник. Сорвал с него шнурки и печати. Вынул билет и деньги и говорит: «Много к твоим рукам, жидок, прилипло денег, да черт с тобой! Тут у нас завелось одно благотворительное дельце, деньги нужны, а их нет! Предлагаю тебе следующее: я тебя под эти деньги освобождаю до послезавтра с тем, чтобы к четырем часам дня ты доставил сюда еще пять тысяч рублей. Принесешь – отпущу тебя на все четыре стороны, не принесешь – пеняй на себя. Будешь немедленно арестован и в двадцать четыре часа загремишь по этапу в Туруханские края тюленей доить».

С этими словами начальник меня отпустил, но оставил у себя ренту и три сотенных билета.

– Понятно, – Тартищев задумчиво постучал пальцами по столу, затем сказал: – Часов в девять поедете с моими агентами в Ковровский переулок и покажете им дом, куда вас возили. Они знают, как поступить дальше. Вам пока следует оставаться в полиции. Сейчас вам найдут место, где вы сможете дождаться девяти часов. – Его пальцы вновь выбили дробь на столе. – Скажите, Семен Наумович, а что представлял собой пузырек, в котором хранился цианистый калий? Вы смогли бы его опознать, если бы мы его предъявили?

– Конечно, – ответил с готовностью Мейснер, – чтобы не случилось путаницы, я перелил раствор в пустой флакон из-под женских духов. У него была плотная пробка, а сверху еще навинчивался колпачок. По форме он напоминал цветок лилии, а прежний невзрачный пузырек я тотчас же выбросил на помойку.

– Хорошо, я попрошу агентов показать его вам, а пока можете быть свободны.

Мейснер раскланялся и поспешно вышел. Тут же на пороге возник Вавилов.

– Проводи архитектора в отдельный кабинет, – приказал Тартищев. – Пусть посидит там. В девять возьмешь Алексея, и съездите в Ковровский переулок, пусть Мейснер покажет вам этот дом. Действуйте по обстоятельствам. Не мне тебя учить, как поступить!

– Слушаюсь, Федор Михайлович! – Вавилов сделал движение, чтобы развернуться и уйти, но Тартищев остановил его движением ладони. – Постой, опиши мне подробно, как выглядел пузырек, из которого Муромцева приняла яд.

– Пузырек? – удивился Иван. – Неужто не помните? Это был флакон из-под духов с серебряным колпачком в форме лилии... Проживавшие вместе с Муромцевой горничная и девица Вероника Соболева в один голос заявили, что подобными духами Муромцева не пользовалась, и откуда у нее взялся этот флакончик, они не знают.

– Так-с! – Тартищев припечатал ладонью стол. – А ты в курсе, откуда взялись эти «капли Муромцевой»?

– Капли... Муромцевой?.. – опешил Иван. – Что еще за капли?

– Хороши у меня агенты! Ничего не скажешь! – усмехнулся Тартищев. – Не знают даже, что этот яд в городе прозвали «капли Муромцевой».

Иван молча пожал плечами. Он знал кое-что и почище, и позанятнее, но не обо всем же докладывать начальству! Меньше будет знать, лучше будет спать!

Тартищев скептически скривился.

– Вот-вот, пожимай плечиками, как барышня! Что тебе остается, если не сумел раскопать, что этот яд свистнули у Мейснера. Сейчас предъявишь ему флакон, и чтоб до одиннадцати у меня на столе лежал список всех его близких и знакомых, друзей, клиентов, сослуживцев, домочадцев, родственников, и не только его семьи, но и прислуги. Узнай, кто у него враги, есть ли явные и тайные недоброжелатели. Съездите к нему домой и осмотрите все самым тщательным образом. И еще! – Тартищев поднял вверх указательный палец. – Когда этого мошенника задержите, что у Мейснера деньги вымогал, немедленно его ко мне!

– Слушаюсь! – вытянулся Вавилов. – Все исполним наилучшим образом, Федор Михайлович! – И покинул кабинет.

Глава 11

– Все понятно! – Иван отпустил дворника, у которого выведал все, что нужно, о жильцах третьего этажа, где, по словам Мейснера, находилось «охранное отделение», и зачитал его показания: – Техник пушной мануфактуры Фофанов Петр Романович с супругой Ольгой Ивановной и тремя детьми в настоящее время в отъезде. Достоверно известно со слов самого Фофанова, что они решили навестить его тещу, мать жены – Караулову Матрену, которая проживает в Иркутске. Жильцы они смирные, никаких подозрений сроду не вызывали... – Он внимательно посмотрел на притихшего Мейснера, который даже несколько уменьшился в росте от перенесенных переживаний, потом перевел задумчивый взгляд на Алексея и принялся размышлять вслух: – Квартиру мошенники, видимо, сняли на время отъезда хозяев. Если мы сейчас нагрянем с неожиданным обыском, их может попросту не оказаться на квартире. Ренту, которую они взяли у Семена Наумовича, наверняка уже унесли и припрятали в надежном месте. Вы помните хотя бы номер билета? – спросил он архитектора.

Тот удрученно развел руками.

– Вот видите, – огорчился Иван, – даже при захвате аферистов они без особого труда смогут от всего отвертеться. Поэтому их надо брать в момент передачи денег. Семен Наумович, – повернулся он к Мейснеру, – вы видели у них оружие?

– У каждого жандарма на боку висела кобура, а вот шашек не было. Я еще подумал, неужто отменили их ношение?

– Не отменили, – усмехнулся Иван, – видимо, не сумели достать. Но вас они напугали и без шашек. Да и кобура на поясе еще не показатель того, что в ней что-то находится. – Он выглянул в окно. – Сейчас установим за квартирой наблюдение. И как только обнаружим, что мошенники на месте, выпустим Семена Наумовича с деньгами...

Алексей впервые участвовал в подобной операции и с интересом наблюдал, как Иван готовится к захвату жуликов.